ИЗВЕСТИЯ

Председатель Союза театральных деятелей России — о том, почему важно, чтобы в зале рядом сидели профессор и сантехник

 

25 марта исполняется 20 лет московскому театру Et Cetera. Его художественный руководитель, председатель СТД России Александр Калягин ответил на вопросы корреспондента «Известий».

 

— Как собираетесь праздновать?

 

— Пышных празднеств не будет, мы просто отметим свой 20-й день рождения, артисты готовят капустник, я в это не вмешиваюсь, пусть придумывают сами. Мне важнее, над чем мы будем работать дальше, над какими спектаклями. А дальше будет снова Роберт Стуруа, который выпустит шекспировскую «Комедию ошибок». 9 апреля к нам приедет Петер Штайн, мы ведем с ним переговоры о постановке. Молодой режиссер Павел Артемьев поставит пьесу французского комедиографа XVIII века Жана Франсуа Реньяра «Единственный наследник». Продолжат свое сотрудничество с нашим театром Владимир Панков и Александр Морфов.

 

Кажется, Мейерхольд говорил: «Репертуар — это лицо театра». Как художественный руководитель театра стараюсь, чтобы это лицо не было похожим на все остальные. Мы вместе со Стуруа определяем репертуарный вектор, но режиссеров приглашаем разных. Я уверен, что должно быть много разного театра. В Училище имени Щукина, которое я окончил, студент проходил обучение у самых разных педагогов: от Цецилии Мансуровой и Анны Орочко до начинающего Александра Ширвиндта.

 

Евгений Вахтангов изобрел фразу про «фантастический реализм»: то магическое, недостижимое, что есть в пьесах Чехова, в фильмах Феллини, было в спектаклях Анатолия Эфроса. Теоретически эту фразу можно понять, но как воплотить этот «фантастический реализм» на сцене? Над этим будем думать, и думать будем всю жизнь.

 

— В декабре театр Et Cetera был на гастролях в Тбилиси. Спектакли «Буря» и «Ничего себе местечко для кормления собак» воспринимались иначе, чем в Москве. Чем это можно объяснить — настроем актеров, доброжелательностью публики или общественным контекстом?

 

— Сложно ответить. Хороший актер — живая, оголенная материя. Даже если он не рассчитывает на какой-то особый эффект, он как бы самозаводится. Такая самонаводящаяся боеголовка (смеется). Организм сам подстраивается под ситуацию. Тем более что это были первые гастроли нашего театра в Тбилиси на официальном уровне, а мы знаем историю отношений России и Грузии. Тем более что Роберт Стуруа — главный режиссер Et Cetera, и история его увольнения из Театра имени Шота Руставели происходила на наших глазах. Мы восприняли ее, включая самых молодых артистов труппы, как свою трагедию, как боль близкого человека, которого выдворили из родного театра. Но не было у актеров во время тбилисских гастролей цели: «Ох, не подвести бы Роберта Робертовича, донести бы до зрителей его замысел в целости и сохранности». Подвести его действительно не хочется, но это не на уровне сознания. Все, что ты знаешь, с каким багажом приехал, множится на зрительный зал, и он даже тишиной реагирует на происходящее. Тогда что-то происходит — само собой.

 

— Российские театры сбиваются с ног в поисках одаренных режиссеров. Мысль, что кто-то из руководителей уйдет из театра, приводит в панику.

 

— В 1990-е все стало можно, и многие художники оторопели, испугались собственной смелости. Стали вспоминать свои корни: чему их родители учили. А потом что-то щелкнуло, шлюзы открылись, в режиссуру пришли люди — я не про всех, конечно, говорю, — которые не понимают, что такое актеры, что такое труппа. Такие самопиарщики мало что умеют, зато владеют современными технологиями. Они слышали про Станиславского, Мейерхольда, Таирова, но считают, что все это в прошлом, а театр начался с них самих. Им не нужен артист-личность, им нужен тот, кто будет безропотно подчиняться. Они как будто не понимают, что театр — это не только декорации, музыка и свет, но в первую очередь актер, который воплотит идеи режиссера. «Пошла зараза яркости», как сказано в одной пьесе.

 

Анатолий Эфрос писал, что режиссер расшифровывает слова драматурга. А теперь принято расшифровывать самого себя, вне зависимости от того, что писал автор. Георгий Товстоногов говорил, что нужно оплодотворить кубометры воздуха своей мыслью. А сейчас постоянно смотришь спектакли, которые захлестывает волна приблизительности. Зрители не в силах прожевать концепции этих режиссеров, скучают. Это не высказывание, не мысль, а концепция. Такой театр не захватывает. Для меня важно, чтобы в зале рядом сидели профессор и сантехник. Если оба они смеются или рыдают, значит, это искусство. Если один из них спит, значит, что-то не так.

 

Одна из причин наших бед кроется в том, что пропал институт стажировки. Раньше режиссеры стажировались у Ефремова, Товстоногова, Гончарова, Кнебель, Эфроса,  Додина... Это незабываемый опыт. Его отсутствие невосполнимо. Я как бывший медик скажу: если больному прописана неделя под капельницей, а он ушел из больницы на третий день, это скажется на его здоровье. Так и в театре.

 

Конечно, проблема и в том, что на режиссерские факультеты берут прямо со школьной скамьи. Они в институте чего-то нахватаются, мизансцены выучатся кое-как строить (что называется, «играй по диагонали» или «не перекрывайте друг друга»), но толком ничего не умеют. Любому выпускнику надо бы отправиться по распределению года на два в провинцию. Без этого столкновения с настоящей театральной Россией у него будут сбиты диоптрии. Человек должен пройти весь путь — от и до. Дальнейшее зависит от его преданности делу и от таланта.

 

У нас в театре работает режиссерская лаборатория. Она устроена примерно так, как когда-то было поставлено дело в «Творческих мастерских» ВТО-СТД. Приглашаем режиссеров, слушаем их. Как правило, у всех замыслы самые грандиозные, когда надо, мы их корректируем, потом вместе делаем распределение, начинаются репетиции, смотрим, что получилось в результате. То, что нравится, доводим до премьеры.

 

Еще наш театр Et Cetera учредил стипендию имени Анатолия Эфроса. В этом году мы вручили ее впервые — студентке третьего курса Виктории Печерниковой (мастерская Олега Кудряшова). Победителя определяет ученый совет ГИТИСа. Стипендия составляет 10 тыс. рублей в месяц. И если студент удостаивается именной стипендии три года подряд, он получает право поставить спектакль в нашем Эфросовском зале.

 

— Почему вы сами оставили режиссуру?

 

— Я долго искал интересную современную пьесу, чтобы в ней был конфликт, характеры. Нашел. Буду ставить «Винтовку Мосина» Александра Архипова.

 

— В Москве образовалась группа «могильщиков» репертуарного театра: модель, дескать, устарела.

 

— А что взамен? «Проектный» театр? Ненавижу, когда спектакль называют проектом. Все эти перформансы, инсталляции... На мой взгляд, идет имитация театральной жизни, подмена ее. Я думаю, что со временем, «могильщики» репертуарного театра, как вы их называете, поймут, что работа исключительно на эпатаж — это тупик. Можно один раз вызвать интерес публики, и то какой-то ее части, посадив на сцену несколько полулюбителей, которые невыразительно в течение всего спектакля ругаются матом. А что дальше?

 

Я бы не поднимал руку на репертуарный театр, потому что любой режиссер, даже самый радикально настроенный, рано или поздно захочет своей «семьи», своего дома. Если всех актеров уволить, появится армия безработных, голодных людей. А перевод на контракт не отменяет понятия «репертуарный театр». В Et Cetera, например, все на контрактах.

 

Честь и хвала Миндаугасу Карбаускису и Римасу Туминасу. Они пришли соответственно в Театр имени Маяковского и Театр имени Вахтангова, взяли то лучшее, что есть в традициях этих театров, и актеры им поверили. Те, кто хоронит репертуарный театр, боюсь, хотят только власти. Эфросу не нужна была власть, он и без нее был Эфрос.

 

— Чем занято сейчас внимание Александра Калягина — председателя Союза театральных деятелей РФ?

 

— Благодаря Управлению делами президента мы заканчиваем ремонт Дома ветеранов сцены имени Савиной. И начинаем ремонт и реконструкцию своих здравниц: Звенигород, Руза, Плес, Сочи, Ялта, Щелыково. От государства мы получаем гранты на творческие программы, а реконструкцию ведем на собственные деньги и привлеченные инвестиции. Мы обеспечим членов союза льготными путевками в здравницы уровня гостиниц 3–4 звезды. Еще нужно создать биржу труда. Союз театральных деятелей пробует получить на это деньги.

 

— В связи с событиями в Большом театре люди заговорили о «порочных нравах» театральной среды.

 

— Театральная среда не более порочна, чем любая другая, но здесь много знаменитостей, а к ним больше внимания. В театре, как и везде, амбиции, тщеславие, желание быть первым, зависть, интриги. Но в театре еще — любовь, преданность, верность, чувство Дома.

Источник: http://izvestia.ru/news/546922