Круглый стол, организованный СТД на тему «Что называть цензурой?» начался с выступления Александра Калягина. А накануне по предложению журнала «Театрал» Александр Александрович написал колонку на эту же тему.

Если вещи называть своими именами, то цензуры, как государственного надзора, нет. Конституция Российской Федерации в декабре 1993 года окончательно запретила цензуру. Но почему, когда, наконец, цензура действительно отменена, и это черным по белому записано в Конституции, мы все время говорим об ущемлении свободы художника.
«Надо сказать правду, в России в наше время очень редко можно встретить довольного человека (конечно, я разумею исключительно культурный класс, так как некультурным людям нет времени быть недовольными). Кого ни послушаешь, все на что-то негодуют, жалуются, вопиют.

Один говорит, что слишком мало свобод дают, другой – что слишком много; один ропщет на то, что власть бездействует, другой – на то, что власть чересчур достаточно действует...» (М.Е. Салтыков-Щедрин).

Это моя любимая цитата – уместна всегда и везде, в любое время и в любом месте. Гениально! Ничего не изменилось, культурный класс, как всегда, бунтует.

Константин Райкин негодует, что «мало свобод дают», а Владимир Аристархов вопиет, что «слишком много». Миротворцем в этом споре выступил их общий начальник министр культуры Владимир Мединский: он извинился за своего зама, принял извинения художественного руководителя «Сатирикона» за излишнюю эмоциональность, а заодно и решил экономический вопрос – деньги театру будут выделены. Казалось бы, конфликт исчерпан. Но за эти дни я столько всего прочел, услышал, увидел...

Еще в январе 2014 года Марк Захаров выступил со статьей «Влечение к цензуре», в которой поделился своей тревогой по поводу изменений в общественном климате.

Видимо, генетически существует, с одной стороны, это «влечение к цензуре», ведь возникла она еще при царе Алексее Михайловиче, то есть просуществовала 300 (!) лет.

И, с другой стороны, точно так же генетически существует и страх перед цензурой, а потому сегодня каждый выпад группки неуравновешенных людей воспринимается, как серьезное ущемление права на свободу творчества.
Но, друзья мои, мы же еще живы, причем нас несколько поколений людей, которые помнят кошмар советской цензуры.

Вот уж когда лютовала цензура, а, тем не менее, создавались шедевры. И Аркадию Исааковичу Райкину, который выходил один на один с публикой, удавалось говорить правду. А великие Эфрос, Ефремов, Товстоногов, Любимов…

А что сегодня происходит? Если кто-то препятствует показу спектакля (концерта, выставки и т.д.), не запрещенного решением суда (а запретить может только суд), то этот «кто-то» нарушает закон. И на этого нарушителя (а вообще-то говоря, преступника или хулигана) должна быть обрушена вся мощь нашего правосудия. Вот и все. Здесь можно поставить жирную точку.

Статья Марка Захарова, написанная два года назад, да и мои выступления прошли практически незамеченными, и вдруг эмоциональный монолог Константина Райкина на Форуме сегодня наделал столько шума, хотя многое уже было сказано до него, может быть, не столь резко, но все же сказано. Я совершенно растерялся, когда мне дали прочесть статью по этому поводу некоего чешского автора. Ничего себе, уже в Европе используют это выступление как козырь против России.

«В любом случае речь Райкина для Власти – это то же, что первая трещина от камешка на лобовом стекле. От нее может лопнуть вся поверхность», – вот так считает наш западный защитник прав художника.

Весь его не вполне адекватный текст пересказывать не имеет смысла, но хочется спросить: в такое же негодование его привело, например, закрытие спектакля по пьесе Брехта «Ваал» в постановке известного театрального режиссера Франка Касторфа? Или скандал вокруг постановки «Тангейзера» в Дюссельдорфе, когда из-за широкого общественного резонанса спектакль был снят с репертуара всего через четыре дня после премьеры. Расценил ли свободолюбивый автор из Чехии эти действия таким же ударом камешка, от которого может пострадать все здание Бундестага? Вряд ли.

Хочу повторить то, что уже говорил.

Первое. Сегодня официально в России отменена цензура – любая! У нас нет цензуры как инструмента государственного надзора.

Второе. Хулиганов, которые чинят безобразия на спектаклях, выставках, в музеях, много чести называть цензорами. Они такие же нарушители общественного порядка, как, скажем, пьяные дебоширы на борту самолета, и должны быть наказаны.

Третье. Запретить спектакль можно только решением суда.

И хочу всем напомнить, что во всех странах реакцию общества учитывают. В 2012 году скандал разгорелся вокруг постановки пьесы «Тело Христово» в Афинах. В ней Иисус и апостолы изображены гомосексуалистами. Постановка вызвала не просто бурю возмущения, но и повлекла протесты с участием православных организаций и неонацистской политической партии «Золотая заря». Около трехсот человек пытались попасть в театр, чтобы сорвать спектакль, но полиция отогнала активистов, применив слезоточивый газ. Кстати, в Греции существует закон, который карает за богохульство лишением свободы до двух лет. Столкновение активистов и полиции повторилось, после чего руководство все-таки убрало постановку из репертуара.

И это не единственный случай, когда общество оказывает влияние на публичный показ того или иного произведения.

Позволю себе процитировать самого себя двухлетней давности: «Парадокс в том, что сегодня за введение цензуры могут выступить те, кто когда-то серьезно сам пострадал от цензурных преследований. Современный театр, надо признать, к большому сожалению, иногда сознательно занимается провокацией, организуя вокруг спектаклей шумные скандалы. Сегодня на театральной сцене провокация зачастую становится художественным приемом, причем провокация агрессивная, бессмысленная, лобовая. Провокация, которая преследует единственную цель – открытый эпатаж. Режиссеры мне иногда напоминают некоторых журналистов, которым важно «поймать» сенсацию.

Но, друзья мои, театральный спектакль не может ставиться ради однодневной сенсации, театр все-таки претендует быть частью искусства.

Источник: Театрал