Известия, 22 апреля 2008 г.

Источник

"Надо сказать правду, в России в наше время очень редко можно встретить довольного человека (конечно, я разумею исключительно культурный класс, так как некультурным людям нет времени быть недовольными). Кого ни послушаешь, все на что-то негодуют, жалуются, вопиют. Один говорит, что слишком мало свобод дают, другой - что слишком много; один ропщет на то, что власть бездействует, другой - на то, что власть чересчур достаточно действует; одни находят, что глупость нас одолела, другие, что слишком мы умны стали; третьи, наконец, участвуют во всех пакостях и, хохоча, приговаривают: ну где такое безобразие видано?! Даже расхитители казенного имущества - и те недовольны, что скоро нечего расхищать будет. И всякий требует лично для себя конституции..." Это М.Е. Салтыков-Щедрин. Я, когда прочел, просто задохнулся от восторга и ужаса одновременно: ничего же не изменилось! Брюзжим, выступаем с речами, протестуем, но мало что делаем. Или делаем медленно.

Обостряется чувство, что время уходит. Время уходит, а жизнь стоит на месте. Особенно понятно это должно быть артистам: проигрывая за два-три часа сценического времени целые жизни, они ощущают, как может быть спресcовано, наполнено время. Мне кажется, мы уже много лет играем в пьесе, в которой нет развития сюжета.

Все знают, как медленно принимаются законы и как много времени должно пройти, чтобы они начали действовать. Про судебное производство и говорить страшно. Подписать самую пустяковую бумагу - неразрешимая проблема. Чтобы добиться решения, надо прожить годы, а потом еще столько же, чтобы дождаться его исполнения. Мне объясняют: так было всегда. Но ведь это и ужасно.

Мы разболтались за годы безвременья, безыдейности, беспринципности. Ниспровергая всё и вся, чиня "суды" над СССР, мы перестали рассматривать свою историю как единый процесс, она стала распадаться на рассказы про что-то и про кого-то. Была разрушена иерархия этических и эстетических ценностей. Все решал рыночный спрос - вещи временные и вневременные шли по одной цене. Бесцензурное существование давало долгожданную свободу, но, как известно, свобода без культуры разрушительна.

"В большинстве случаев люди живут настоящим, то есть ничем не живут, а так - существуют. Жить можно только будущим". Это дневниковая запись Александра Блока. Последние годы мы не жили будущим. Старались элементарно выжить, "существовали". Не стану говорить о других потерях, но я знаю, каковы они в театре. Может, прозвучит грубо, но зато точно: мы в своем родном доме нагадили, открыли двери пошлости, цинизму, безнравственности. Решили: зрителю нужен продукт, который быстро проглатывается. И стали выпускать большими партиями, пытаясь победить конкуренцию. А конкуренция была не между театрами, а с меняющейся жизнью, которая ярче отражалась в политическом театре. Мы тогда проиграли по-крупному. Хотя зрителей вернули. Театральные залы полны, но мы потеряли свой театр - отражавший жизнь человеческого духа. В театре все возможно - но все возможно на высоком уровне духа.

Мы стали решать микрозадачи, не думая о перспективах общего развития. Нерешенными остались важнейшие задачи. Главное - мы не смогли сохранить Школу как общую систему воспитания, начиная с детского сада и кончая институтом. Она тоже оказалась вовлеченной в процесс приспособления к потребностям рынка. Результаты уже видны. Когда-то мы смеялись над узостью западных специалистов: скажем, высококлассный американский кинооператор не знал, что есть такой американский драматург Теннеси Уильямс. Но сегодня выпускница училища, показываясь к нам в театр, с трудом вспомнила название гоголевской пьесы, в которой играла в студенческие годы.

Не знаю, насколько грядущая реформа в образовании изменит ситуацию. Меня пугают две вещи: то, что образование может стать привилегией класса богатых, и унификация. До 2010 года Россия должна включиться в Болонский процесс - выстроить систему образования по типу европейских стран. Но принцип "по типу" в сфере искусства, я убежден, разрушит уникальность российских школ: театральных, музыкального исполнительского искусства и т.д. Как правило, каждый Мастер ведет свой курс по авторской программе, и мы понимаем, чем отличается воспитанник Марка Захарова от воспитанника Камы Гинкаса или Романа Козака. Точно так же мы понимаем, в чем своеобразие вахтанговской школы, мхатовской или Малого театра, хотя процесс нивелирования уже идет. И это плохо: прежде всего школа хранит традиции - художественные и нравственные.

Театральные школы будет восстанавливать тяжелее всего. Театральное знание - это прикладное знание, азы профессии передаются от Мастера к ученику, от поколения к поколению. Я говорю не о методологиях и технологиях, а о более важном - о наследовании "нравственных фондов". Я вовсе не утверждаю, что творцы - люди обязательно высоконравственные. Возможно, они и более грешные люди, чем все остальные. Человековедение - занятие не для белоручек, грязи много. Обретаешь горький опыт, заглядывая в "черноты души", в том числе и свои собственные.

Вообще человек - существо не самое благородное. Он часто жаден, завистлив, прожорлив, сластолюбив... Но потому он и человек, что мучается тем, что не совершенен. У Достоевского (простите мне еще одну цитату) я нашел замечательную мысль: "Есть такие вещи, которые и себе человек открывать боится, и таких вещей у всякого порядочного человека довольно-таки накопится. То есть даже так: чем более он порядочный человек, тем более у него их есть". Мне близок смысл этих строк. Порядочный человек копается в себе и потому находит в себе много такого, за что ему бывает стыдно. Переводя в другую плоскость: человек, талантливый более других, мучается тем, что порочен. Талант, данный Богом, - инструмент, которым ты открываешь свою жизнь. И художник, познавая себя, делится этими познаниями с миром. Его мучения и становятся содержанием его творчества. Но остается ли сегодня время для ревизии собственной души?.. Я не выступаю сейчас прокурором, сам участвую в общем "марше". Нам, людям старшего поколения, повезло, у нас были учителя, но мы не стали учителями в том высоком смысле - у нас нет времени.

Несложно обучить актерской технике, но ой как сложно воспитать личность. Нужны знания истории страны и мировой истории, литературы, философии и истории искусств. Нужно научить мыслить, думать, чувствовать. Я бы сказал жестче: мы же заставляем детей чистить зубы и здороваться, говорить "спасибо" и "пожалуйста", точно так же мы должны заставить их мыслить, заставить думать, заставить чувствовать. Потом наши ученики скажут за это спасибо, потому что только так можно научить жизни, научить профессии.

Я убежден, что сегодня более всего не хватает Сулержицких - воспитателей творческих личностей во всем объеме этого понятия. Я вспоминаю, как Генрих Нейгауз говорил: "Я придерживаюсь такой последовательности педагогических задач при подготовке пианиста: человек, художник, музыкант, пианист". Формула универсальная.

...В последнее время не покидает ощущение, что даже те, кто стал жить материально лучше, не стали счастливее. Я выскажу, может быть, печальную, может быть, странную мысль: мы стали хуже - больше в нас появилось цинизма, пошлости, равнодушия, снобизма, зависти... "Сколько вы стоите?" - спрашивают тебя. А сколько я стою? Кто это знает? Меньше других или больше других? Продешевил или выиграл? Все включены в марафон - добежать до одной ставки, потом до другой, не сбавляя темпа. Оттого и кажется, что время уходит, а жизнь стоит на месте.

Александр Калягин